И вот Марина стоит перед этой самой дверью. Номер «49», железная, тёмно-зелёная, справа, как и писала ей Даша, та женщина, с которой они договорились встретиться, переписываясь в интернете. Марина сотню раз передумывала приходить сюда, находила различные поводы. Но сделать с собой ничего не могла. И вот она тут, на другом конце города, путь до куда занял у бедной женщины порядком двух с лишним часов. Толи от волнения, толи от хорошего отопления подъезда, Марине стало очень душно. Дрожащей ручонкой она потянулась к кнопке звонка. За дверью послышалась пиликающая мелодия, а через несколько секунд едва различимый топот ног. Внутри Марины все сжалось. Захотелось пуститься наутек, вниз по ступенькам, запрыгнуть в первый попавшийся автобус и уехать подальше отсюда, чтобы никогда не вспоминать об этом. И в какой то момент страх взял верх над Мариной. Она быстро развернулась к лестнице и уже была готова убежать, перепрыгивая через две ступеньки, как вдруг за спиной послышался щелчок. Дверь отворилась. Марина так и замерла спиной к хозяйке квартиры.

— Марина, ты? — Послышался милый женский голос.

Выехали они до рассвета. Сонная Рэйчел куняла в седле, и Дэйв придерживал ее, как и раньше, поперек груди.

Он думал о том, как она спала, по-детски распахнув губки, и как он будил ее, трогая за бедро... Всю ночь ему снилось ТАКОЕ, что Дэйв пристыжено помалкивал. На штанах его красовалось огромное мокрое пятно...

Вокруг светилась заря, розовая с белым, огромная и бездонная, как сон. Глаза Рэйчел с каждой минутой распахивались все шире, и вслед за ними раскрывался рот: она еще никогда не видела зарю в пустыне.

Корка грязи осыпалась с нее почти всюду, кроме волос, слипшихся в твердый шлем, на котором можно было писать карандашом; подкрашенная кожа осталась бело-голубой с серебром, и голая, просоленная Рэйчел выглядела, как фантастический дух пустыни. Ее тело светилось молочным светом, отражая свет зари.

Уже показался край солнца, поджигая воздух... Они скакали по засушливым плоскогорьям Невады. Вымыться было негде: соль Куиксэнд-Риверз так просто не смывалась, а на скудных ранчо вода была на вес золота, расходуясь только на питье людям и скоту. Единственные в округе реки уходили летом под землю, образуя жуткие топи. Только перед Сорроубэнком было небольшое слабосоленое озерцо...

... Слух не обманул его. Осторожно подойдя к краю глинистого откоса, за которым стоял его конь, Корндайк увидел, как группа всадников, прибывших сюда, спешивается, выстраиваясь в процессию.

Их длинные шутовские колпаки торчали отчетливо, как пики. Да, кто бы не прибыл сюда, в любом случае лучше не высовываться, — но с Ку-Клукс-Кланом точно не стоило иметь дел.

Корндайк пригнулся пониже. Солнце припекало, как в аду, и он мысленно ругал остроголовых, не давших ему перейти в тень.

Из его укрытия ему хорошо было видно, как процессия движется по дощатому настилу, сколоченному над топью. Присмотрившись, Корндайк чуть не свиснул от удивления: с ними была тоненькая девушка, темноволосая и совершенно голая. Ее фигурка, нелепая среди серых балахонов, выделялась на их фоне восковым пятном. Остроголовый, шедший за ней, толкал ее винчестером в спину.

Дойдя до странного трапа, нависшего над трясиной, как трамплин для ныряния, процессия остановилась. Несколько человек нагнулись, и Корндайк с удивлением увидел, что трап раскладной: ку-клукс-клановцы откинули сложенную половину, вытянув его вдвое.

«Что за хрень такая? Зачем трамплин над топью?», думал Корндайк, все еще ничего не понимая.

Вы знаете, эта падла не отдавала себе отчета как и с кем она еблась. Ей было не принципиально важно, просто ток проходил по ней при виде красивого мужика и она отдавалась ему без колебаний и сожалений.

Она видела в нем самца, который убьет ее наповал, не попросив ничего взамен. Чудесно чувствовать себя никому не обязанной, и не отягощенной приступами любви. Вот и сейчас, она легла в ванную, и начала процедуру, лелея в себе сокровенное. Самоистязание пришло только с его ответом на смс:

— Сучка, ты где была? Будешь наказана!!

Переваривая это все, она не могла воплотить всех фантазий, потому как ее свитч был при параде всегда!

Он никогда не думал, он воплощал.

Зайдя в темное чрево подъезда, она не могла думать ни о чем. Только его глаза присутствовали в том накале, который обтекался по этим трубам и вливался в цифру его квартиры.